Провал в прошлое - Страница 2

* * *

Второе пробуждение оказалось мучительно медленным. Сначала я ощутил слабые пульсирующие толчки в затылке. Затем они постепенно усилились, охватывая всё большие участки тела, и превратились в монотонный колючий зуд. Во рту резко проявился кислый привкус. Крылья носа, подёрнутые засохшей коркой, горели огнём.

«Где я»? — первое, что пришло на ум. Глаза безуспешно таращились в темноту, не имея возможности подсказать ответ.

На призыв откликнулась память. Яркие образы рокового утра услужливо стали складываться в общую картину, нагоняя скорбь, тоску и омут отчаянья.

Неприятности нахлынули с рассветом. Пока я мыл посуду после завтрака, отец поспешил в мастерскую, чтобы закончить ремонт багги, за которой вот-вот должны были нагрянуть отморозки из шайки Зазлобы — местного бандита и жестокого убийцы. Нам частенько приходилось восстанавливать технику и оружие этих шакалов в обмен за так называемое «покровительство великодушного воина Приозёрья». Так вот, пока я хозяйничал по дому, в мастерской случилось несчастье: лопнул крюк лебёдки, и отцу придавило руку. Услышав крик, благо окно на кухне было открытым, я со всех ног бросился к ангару, а увидев окровавленную изуродованную ладонь родителя, чуть не грохнулся в обморок. С трудом остановили кровь и уже собрались ехать к лекарю, жившему по другую сторону Сухого залива, как на двух мотоциклетках пожаловали пятеро бандитов. Сколько мы не просили, сколько не уговаривали «зазлобинцев», подождать денёк — нивкакую. Вместо своей багги «покровители» требовали наш грузовичок. Такой обмен был смерти подобен для ремесла мастеровых, коим мы зарабатывали на жизнь.

В отчаянье, переломив гордыню, отец бросился в ноги Сурену, помощнику Зазлобы с мольбою: подождать до вечера. Но тот лишь улыбнулся презрительно, сильным ударом опрокинул просителя наземь и отдал команду подчинённым забирать грузовик.

Когда я устремился на помощь родителю, Сурен перехватил меня за волосы и прокричал:

— Мозоль, этого берём с собой! За мутафагами будет приглядывать…

В следующую секунду отец достал из-за голенища длинную отвёртку и вогнал бандиту под рёбра по самую рукоять.

— Беги, сынок! К Мёртвому лесу…

Сдвоенный выстрел дробовика безвозвратно отнял жизнь у единственного близкого мне человека на этом свете.

Дальнейшее вспоминалось, будто нечёткий полузабытый сон. Я сбиваю с ног убийцу, встречаю зуботычиной Мирона и несусь что есть мочи к холму, выполняя последнюю волю отца. Свист пуль, топот погони, вкус глины вперемешку с кровью, не уснувшие толком жители холмовейника, рёв мотоциклеток, прыжок и провал…

Я не заметил, как по щекам вовсю текут крупные капли слёз, как до боли сжаты кулаки, как сдавило невидимым обручем бешено колотящееся сердце…

«Соберись, Владимир! Негоже плакать мужчине. Из любой ситуации есть выход, любое горе нужно пережить» — вспомнились вдруг слова отца над могилой матери, которая умерла два сезона назад.

— Обещаю, пап, — бормочу чуть слышно и пытаюсь вытереть лицо.

Все мышцы руки ответили ноющей болью. По очереди испытываю каждую конечность. Вроде ничего не сломано. Осторожно щупаю царапину от пули — нормально, покрылась подсохшей коркой. Попутно ладонь натыкается в кармане на коробок спичек, оставшийся после розжига кухонного примуса. Непослушными пальцами достаю одну палочку с толстой головкой серы и чиркаю…

Свет на мгновение ослепил, не смотря на то, что я предусмотрительно зажмурил глаза.

— Срань ползунья! — восклицаю ошарашенный. — Что это за шахта? Откуда здесь? — последний вопрос уже шепчу обречённо и, превозмогая боль в затылке, оглядываюсь.

Круглая бетонная труба, диаметром метра полтора, почти отвесно уходит вверх, опираясь основанием на прямоугольную шахту. Выхода на поверхность почему-то не видно. Может уже наступила ночь?.. Подо мной стопа металлических решёток, сбоку чёрное жерло горизонтального ответвления.

Огонь обжигает пальцы. Роняю спичку и замираю в ступоре. Я почему-то абсолютно уверен, что по трубе не подняться. Ладно, отложим этот вариант, как запасной. Конечно, проще обследовать боковую ветку; может где-то есть выход у подножья холма. Правда в потаённом уголке сознания засела какая-то важная деталь, ставящая под сомнение оба направления, как альтернативу спасения. Но что это за скрытный фактор такой — мозг выдавать отказывался.

Плюю на раздумья и сомнения. Не лежать же здесь до старости? Осторожно встаю на четвереньки. Прячу драгоценные спички во внутренний карман куртки. Громко звякнув решётками, трогаюсь в путь.

Израненное и побитое тело возмутилось привычной тупой болью. Стараюсь по возможности не обращать на это внимание, чтобы меньше уставать. И так, через каждую пару шажков приходиться шарить перед собой, во избежание новых ушибов.

Вопреки ожиданиям — намаяться не успел. Под коленями с грохотом свибрировал металл решётки, а ладонь нащупала впереди тупик. Опасаясь провалиться, сдал немного назад. Настала пора осмотреться.

Чиркаю спичкой, ярко пылает серная головка и тут же тухнет, задутая сквозняком. Чуть не плачу от радости и досады одновременно. Раз есть движение воздуха, значит близко выход наружу. Обидно только, что ничего не успел разглядеть.

Повторяю попытку, но теперь старательно укрываю пламя ладонью. Удаётся с трудом изучить задвижки на креплениях решётки да узреть ребристое металлическое дно под ней. Уже в темноте наощупь извлекаю преграду и пробую на прочность стенки прохода. Хлипковато, но должно выдержать. Есть правда и неприятная новость. Похоже, лаз сужается.